Crucify	Crucify (Single Version)
Crucify (live)	Crucify (Cherokee Live)

Crucify – 1 – Распинаю

Каждый ПАЛЕЦ в этой комнате показывает на меня.

Хочу плюнуть в их лица,

Но боюсь того, к чему это приведёт.

Шар от боулинга в животе и пустыня во рту – этим ощущениям

Моя СМЕЛОСТЬ готова продаться.

Я искала спасителя на грязных улицах,

Искала спасителя под грязными саванами

Поднимала руки вверх, чтобы вбить ещё один гвоздь.

Ведь БОГУ нужна очередная жертва.

Почему же мы распинаем самих себя?

Каждый день я распинаю себя.

Всё, что я делаю недостаточно хорошо для вас.

И я распинаю себя, каждый день я распинаю саму себя.

И моему СЕРДЦУ уже тошно в цепях.

Получила пинок для собаки,
прося ЛЮБВИ на задних лапах.

Я должна страдать,

Чтобы получить собственный крест.

Знакомый хиппарь, эдакий кот, по имени Пасха,

Сказал: "Усвоишь ли когда-нибудь?

Просто будешь пустой клеткой, девочка,

Если убьёшь птицу".

Я искала спасителя на этих грязных улицах,

Искала спасителя под этими грязными саванами

Поднимала руки вверх, чтобы вбить ещё один гвоздь.

Теперь у меня достаточный комплекс ВИНЫ,

Чтобы начать собственную религию.

Почему же мы распинаем самих себя?

Каждый день я распинаю себя.

Когда я ничего не делаю – это хорошо для вас,

И я распинаю себя, каждый день я распинаю саму себя.

И моей душе уже тошно находиться в цепях.

Пожалуйста, будь, спаси меня, я ВЗЫВАЮ!

Искала спасителя на этих грязных улицах,

Искала спасителя под этими грязными саванами

Поднимала руки вверх, чтобы вбить ещё один гвоздь

И где же эти АНГЕЛЫ, когда они нужны?

Почему же мы распинаем самих себя?

Каждый день я распинаю себя.

Что бы я ни сделала - недостаточно хорошо для вас.

И я распинаю себя, каждый день я распинаю саму себя.

И моей душе уже тошно находиться в цепях

Почему же мы в цепях распинаем самих себя каждый день?

Никогда не собираюсь больше,

И опять распинаю себя, вам это знакомо.

Но больше никогда не буду распинать себя каждый день.

 

{Хиппарь по имени Пасха – "это Иисус. Он моя любовь. И даёт мне мудрость. Остальное как вам заблагорассудится. Всегда считала, что Иисус пошёл бы на концерт "Джейнс Адикшн" (Jane's Addiction) или "Нирваны" (Nirvana). Он не пошёл бы в церковь. Зачем ему это было бы нужно? Я считаю, спаситель служит людям, но мне не нужен спаситель. Если мне захочется увидеть Иисуса, я лучше схожу на концерт Нирваны и выйду на некий план общения с Ним"}

 

("Песня о том, чтобы больше не испытывать комплекс жертвы. Стоишь и удивляешься, когда кто-то приветствует тебя и говорит: "Ты хорошо поработала. Я поддерживаю тебя". Когда растёшь в семье священника, на Рождество получаешь самую лучшую булку с маком. Есть возможность носить прекрасные платья и вещи, связанные руками милых старушек. А в 14 лет попадаешь в невероятное замешательство, поскольку не осознаёшь собственных убеждений. Принимаешь убеждения всех вокруг и делаешь их своими. Когда религия стала просачиваться в мой мозг, я находила много интересных мыслей. Мне казалось у Иисуса передовые идеи. Но, начав читать разные христианские книги, я удивлялась и спрашивала отца: "Почему нас так контролируют и заставляют много стыдиться? Этот бунтарь говорил не об этом". В песне также есть очищение, потому что она отчаянно пытается найти свою духовность и разорвать цепи, в которые религия облачает нас своими осуждениями и планами.
  В каждой организованной религии создают спасителя, который приходит откуда-то из вне, а не изнутри. Иисус, Магомет, Будда - спаситель внешен. Вы же знаете тех, кто основал Христианство, кто тычет пальцем. Нам действительно стоит задуматься: "Господи, отчего они бегут?" А дело в том, что у них внутри серьёзные демоны. Говоря это, я не пытаюсь быть враждебной. Просто я одна из… и раньше никогда об этом не задумывалась. Очень просто быть девочкой-ханжой и говорить всем, как надо себя вести. Но вдруг я осознала, что напротив моего указующего пальца стоит моя же голова. Поэтому мне пришлось вернуться назад во времени и разобраться с разными гранями себя. И не страшно принять в себе плохое, просто внутри каждого человека столько всего. И трус, и герой. Мы все склонны к насилию, и мы можем трусить. Очень просто закрыть глаза на собственные страхи и устроить скандальное кровавое убийство. А потом сказать: "О, это… это ужасно!" Намного легче отрицать свои чувства, претвориться, что мне не больно, или "я сделала это не со зла". Открывая одну дверь, открывается ещё сотня. Я была страшно напугана, когда пришлось посмотреть на себя, на своих монстров и другие забавные вещи.

   Я изучаю религию. Я изучала её на протяжении многих лет. Её влияние и место. Бог и религия – абсолютно разные понятия. У каждой религии своя мифология, и это меня завораживает. У меня было серьёзное теологическое воспитание, у моего отца свой докторат по теологии - в основном из-за вмешательства его матери, моей бабушки. Она и её муж оба работали в христианских министерствах и служили церкви. Христианство – та же мифология, что укоренилась в нас глубоко. Мифы используют, чтобы пристыдить человека, чтобы он почувствовал свою вину, либо сделать его сильнее, либо напугать. Думаю, в религии стоит брать то, что даёт вам силу. Ведь в работах Элизабет Барретт Браунинг, Мартина Лютера Кинга и Малкольма Икс [Elizabeth Barrett Browning - поэтесса, Martin Luther King - борец против расизма, Malcolm X - эль-Хадж Малик эш-Шабазз, борец за права человека] мы тоже приобщаемся к истине, но приспосабливаем её для себя и создаём новое рагу, поскольку прежнее уже вышли из моды. Считаю, в мифологии находятся ключи ко многим вопросам нашего мира. И я знаю христианство как никто, я выросла в этих правилах. Знаю тёмную сторону христианства, о которой сами христиане не любят говорить. Когда я говорю об этом, их внутренние убеждения начинают сотрясаться. Иногда они ненавидят меня за это, им легче обвинить меня, чем осознать себя свиньями. Но я не отношусь к христианам враждебно, просто у меня возникает проблема с тем, что они не видят тёмную сторону своей религии. Может, моё взросление в строгой религиозной семье и стало причиной таких заявлений. Самое странное, у этих воцерковлённых людей были хорошие намерения. Но никогда речь не шла об индивидуальности, поэтому я не могла поверить в убеждения фундаменталистов.

   Свою христианскую бабушку-шотландку [Эдди Аллен Эймос - Addie Allen Amos] я всё же ненавидела. Она была злой тварью, без сомнения, и стала для меня врагом, когда я начала взрослеть. Она была сурова во многих отношениях, но всеми уважаемая. Уверена, я была бы самой юной преступницей в тюрьме за убийство своей бабушки. Уже в пять лет я хотела перерезать ей глотку ножом для сливочного масла. Она была опасным человеком, хотя все, кто её знали, считали её святой. Но я её такой совсем не считала. Она умела притворяться. Она была священником, но не святой. Она ни о ком не сказала ни одного хорошего слова. Если моя бабушка-пуританка узнала бы, что у вас был секс до свадьбы, то опозорила бы вас прилюдно, превратила бы вашу жизнь в ад и сожгла бы вас психически. В моей семье Рождество было больным праздником. Когда своим братьям и сёстрам я говорила, что бабушка проповедовала нам больные вещи, их реакция была невероятной. Эти разумные, профессиональные люди смотрели на меня так, будто я только что пристрелила Иисуса. И чего я могла ожидать хорошего в своём чулке, любя Иисуса и оставаясь девственницей до брака. Моя бабушка причинила боль невероятному количеству людей. Размышляя о жестокости, представляешь кровь и пытку. Но есть разные способы проявить жестокость. Я не говорю, что нужно постоянно быть добрым, но ведь можно симпатизировать окружающим. Она вколачивала в меня мысль, что только отвратительные женщины теряют девственность до брака. Эта женщина верила, что нужно всю жизнь оставаться девственницей, а, выходя замуж, отдавать тело мужу, а душу - Богу. В результате тебе самой ничего не доставалось, для себя ничего не нужно. Если же хотя бы помышляешь об этом, "тебе нет места в Царстве Божьем", так она говаривала. Из-за чувства: "Как я могу быть милой, уважаемой девочкой и хотеть сделать это?", я долго ждала избавления от девственности. И больше всего мне хотелось уважения со стороны мужчин, особенно отца. Даже в переходном возрасте я чувствовала, что Иисус реален и в настоящий момент присутствует в моей жизни. Это ущемляет; странновато, когда в 15 лет разрешаешь парню действовать и думаешь: "А ведь Иисус смотрит на меня". Так было постоянно. Наверно, поэтому я выбрала публичную профессию, стала эстрадной артисткой. Прошло много времени, прежде чем я поняла, что у Иисуса есть дела поважнее. Тогда началось что-то вроде моего бунта. Но больше походило на то, как тычешь кого-то пальцем, приговаривая: "Хай! Я у тебя на плече. Я твой ночной кошмар". Нельзя вогнать глубже нож в сердце Америки, чем это сделала наша лицемерная добро нравственность. Но для бунта не нужно одеваться вызывающе или поворачиваться спиной к аудитории.

 Если бы я не была дочерью проповедника, то организовала бы Новый Орден назареев [назореи воздерживались от винограда и всего приготовленного из него, от всех алкогольных напитков — это требовало самоотречения. Они растили длинные волосы, показывающие, что они в подчинении у Иеговы, как и женщины в подчинении у своих мужей или отцов. Назореи хранили себя чистыми — они не должны были подходить к мёртвому телу, даже если это было тело их близкого родственника. Тори говорит, что делала бы наоборот]. Я протестантка. В этом направлении много стыда, все методисты трезвенники. Когда-то у них были проблемы с танцами. Это всё влияние Джона Нокса [John Knox - крупнейший религиозный реформатор в истории Шотландии, заложивший основы пресвитерианской церкви] на протестантизм. Я объясню разницу. Католики умеют употреблять алкогольный виноград. Протестанты вылили весь алкоголь. Так что, если ты протестант, нет ничего хорошего в том, чтобы пить кровь Христа. Не удивительно, что я решила стать музыкантом со своим винным погребом. Проблема всех религий, особенно большой четвёрки, в том, что в них не призывают принимать свои тени, свою тёмную сторону. Я с этим не согласна. Где-то глубоко в моём естестве, в каждой клетке моего тела живёт эта уверенность. В учении Иисуса есть потрясающие мысли, но Иисус не имеет ничего общего с теми вещам, которые были придуманы. Одно дело чуть-чуть окунуться в это, другое - быть постоянно окружённой этим. Словно твою голову держат под водой. Когда тебя окунают всего пару раз, по-настоящему не видишь, что именно находится под водой, не успеваешь. И вместо того, чтобы следовать обычному ритуалу крещения и капнуть мне на голову при рождении пару капель воды, они держали мою голову под водой тринадцать Господи-помилуй лет. И, знаете, мне не нравится, когда меня окунают. Что происходит? Можно никогда не вспомнить, что тебя когда-то травмировало. Люди, которые ходят в церковь только раз в год, не смогут добраться до сути. А мою голову долго держали под водой, и я точно знаю, что именно находится на дне, сколько там морских коньков [зацепок], и что вообще там происходит. Я потратила на это уйму времени. Начав изучать религию, я открылась другим системам убеждений. Я начала видеть манипуляцию, когда люди стремятся подчинить себе другого человека. Имея бабушку и дедушку-служителей и отца с той же профессией, я стала бунтовать против религии, которая проникла в каждую клетку моего тела. Мне стало ясно, что я собираюсь следовать традициям коренных американцев о балансе, качестве и мире духа, которые я должна была интегрировать в свою жизнь. Проблема только в том, что я осталась под водой. Будучи дочкой священника, я не понимала своё взросление и не осознавала, как меня возмущал этот институт, но чувствовала, что он жесток. И всегда винила себя за это. Я ведь всегда была богохульной.

   Я создавала песни как хронику происходящего, потому что никогда не происходило того, чего не было. Давайте посмотрим, как должен действовать любящий христианин. В церкви что-то происходило публично, но многое – за закрытыми дверями. Это была утопия. Если ты думал иначе, тебя считали бы выжившим из ума. Сын-гей, отвергнутый своими родителями, был бы, вычеркнут из их жизни. "Я его не помню. Он ушёл", - могли они сказать. Сочиняя эту песню, я жила в Лос-Анджелесе. Времена менялись. Я была в стрессе и не ощущала себя частью музыкального бизнеса. Мне нужны были перемены. В какой-то момент я сказал себе: пора двигаться дальше. Мне нужен был новый взгляд на вещи, новые достопримечательности, звуки. А ещё заполучить то ощущение в желудке, которое говорит: "Хочу играть сейчас". Я приходила в себя после Y Kant Tori Read, который катапультировал – подвёл к осознанию заниматься музыкой по-настоящему. Это произошло неосознанно, мне просто нужно было сочинять. Я не привыкла к провалам, потому что была вундеркиндом. Между ребёнком-вундеркиндом и "дурочкой", вроде так меня назвали - лежала целая галактика. По всему городу подписывали и заключали контракты, кто-то позвал Трэйси Чэпман [Tracy Chapman] в студию записывать первый альбом. В то время появилась ещё одна девушка по имени Мелисса Этеридж [Melissa Etheridge]. В этих женщинах поддерживали искренность, с которой они творили. На меня же вроде как повесили ярлык. Были ярлыки более артистичных, более коммерческих, а я не считала коммерцию грязным словом - в то время множество артистов, которые мне нравились, занимались коммерцией. Когда расстреливали Y Kant Tori Read, мой образ был не самым лучшим. Меня не учили выбирать самой фотографа или подходящего стилиста, который понял бы, что пытаешься воплотить, и помог бы это выразить внешне. Я должна была сложить вместе все осколки, поскольку не привыкла проигрывать. Пришлось взглянуть и на своё участие в процессе искажения собственной души, и осознать, как сама нажала на курок. Наша проблема в том, что мы не пытаемся познать свою ожесточённость, трусость, сексуальную извращённость. Если познакомиться с этими качествами ближе, поймёшь, кто создаёт монстров. Просто подавляя свои чувства, начинаешь осуждать других. Тыкать пальцем и навязывать законы. Я не тыкаю пальцем. Когда работаешь над собой, тогда действительно понимаешь что ты такое. Ожидаю конгресса, который выдвинет книгу правил что положено, а что не положено в спальне. Например, некоторые люди хотят подвергнуть цензуре "Никки" ["Nikki"]. Песню Принца [Prince]... О мастурбации. А теперь давайте подумаем: почему они так боятся собственных рук? Своих ощущений от них? Вот в чём дело. Боже, если мы боимся этого… здесь и кроется болезнь. Мы боимся. Но это может быть красивым. В этом есть осознанность. В Америке люди становятся дёрганными из-за таких вещей, что мне кажется невероятно ханжеским, когда включаешь мыльные оперы и видишь, что там происходит. То есть в какой-то степени наше общество пребывает в дихотомии, поскольку по телевизору нам показывают невероятное насилие, где кусочки кожи то там, то тут. И всё ещё мы изображаем из себя скромников. Съездите в Европу – где нет такого насилия. Но, знаете, у них показывают обнажённых людей. Они не боятся человеческого тела. Будем честными. В Европе есть другое, там есть своё, на что они не хотят смотреть. В каждой культуре это есть. В каждом человеке это есть. Есть и такое, на что я не хочу смотреть, так как не хочу признаваться в некоторых десертах. Но, в конце концов, я не хожу повсюду с бесконечной болью, срываясь на людей только потому, что они взяли с полки коробку кукурузных хлопьев, которую хотела взять я. Мне понятно, почему они боятся своей сексуальности. Я это знаю, поскольку сама боялась своей. Теперь я должна всё прояснить и пойти дальше ... но из-за религии всё не так просто, всё-таки мой отец священник. Поэтому когда я упрекаю Патриархат, Бога и Институт церкви, а, мой папа часть этого Института, он считает, что я упрекаю и его. Но я говорю: "Этот Институт считает себя в праве устраивать на людей травлю". Взгляните в Историю. Это не просто моё мнение, речь о злоупотреблении властью. Мы обсуждаем это, говорим о том, что человечество должно стыдиться, как будто все люди ужасны, и если вы не согласны с Ними, тогда знайте: вашим мужчинам отрежут яйца, женщин изнасилуют, а детей убьют.
  Думаю, я больше не смотрю на мир в розовых очках. Сначала хочешь видеть лучшее в жизни, потом тебя начинают дёргать, и начинаешь понимать, что такое бизнес на самом деле, - в нём много осуждающих людей. Для них успех - это величие, но мы знаем, что многие художники, писатели и композиторы, например, Шуберт, не были по-настоящему известны до своей смерти. Их талант не имел ничего общего с продажами. После их прессинга я решила: "Буду петь о том, что меня волнует, и мне похуй, кто это похвалит, потому что мне нужно спасать собственную душу, которую я продала, чтобы угодить этим людишкам, которым на меня насрать. Я даже не знаю, кто они". В самой религии много лицемерия. И песня о том, что происходит, когда пытаешься угодить таким людям. В итоге "Распинаю" стал одним из лидеров продаж в Соединенных Штатах. Но я написала песню не для того, чтобы пообщаться с людьми на радио, а потому что меня тошнило от всего: индустрии развлечений, религии, людей, которые лгут тебе прямо в лицо.

   Ожерелье из лука на моей шее – это флюиды воскрешения, вырастания из-под земли. Женская страсть, Мария Магдалина, никогда не учитывалась. Она стала для меня неким эскизом, за которым я последовала. Во многом потому, что была табу во время моего взросления. От меня скрывали все её поступки. Она была шлюхой. Её не существовало. Христиане относятся к ней как к "тёмному". Но я чувствовала иначе, мне казалось, они не правы. Духовная и сексуальная женщина их пугала. Можно было выбрать либо одно, либо другое. И я всю свою жизнь пытаюсь объединить эти стороны. У меня до сих пор есть ощущение Вины. Я до сих пор прорабатываю мысль окончательно отдаться мужчине, с которым сейчас, так как он мой лучший друг и тот, кого я уважаю. А ещё он тот, кто мне нужен, чтоб швырнуть меня на стену и трахнуть. И любить как надо. Понятие двоих в одной связке до сих пор тяжело принимается мной, потому что меня учили: когда тебя трахают на стене или ещё где-либо – это не любовь. И знаете, сделать это со священником никогда не приводило меня в восторг, они слишком часто проваливали экзамен. Но сделать это с Иисусом? Теперь в этом что-то есть… Многих христианок учили, что такие мысли богохульны. Но именно отсюда много беспорядка в делах! Поэтому женщины парализованы, изолированы от источника собственной силы – из-за религии. Я практически всегда верила, что Иисусу действительно нравилась Мария Магдалина, и если он считался, как это было заявлено, настоящим мужчиной, ему пришлось бы иметь сексуальные взаимоотношения с ней. Так в своих самых глубоких и личных моментах я хотела, чтоб Христос был тем, кого я ждала. Другие христианки тоже теряют голову от Иисуса. Я чувствовала вину от мысли сделать это с ним, но потом решила "Почему нет?" Он ведь был мужчиной. Думаю многие люди – и не только женщины – поймут, о чём я говорю. У женщин больше опыта в этом, потому что Деву Марию слишком часто выставляли нам на показ - она стала моделью женского поведения.

   Поймите, в своей работе я говорю о сексуальности, а не о сексе. Это две разные вещи. Секс это (вставляет правый указательный палец в форму "О" левой). А сексуальность соприкасается с чем-то большим. Это страсть. Сексуальность важнее, чем, "Давай заниматься этим всю ночь, детка". Всё же думаю, моя бабушка искала то, что я сейчас ищу – целостность. Но её поиск заключался в том, чтобы заставить людей осознать свои грехи и изжить то, что она считала грешным. Дабы прийти к Богу. Но я хочу чувствовать каждую частичку себя, потому что бог/богиня находится во всём, что меня составляет. И я ни за что не поверю в наше бессилие излечить самих себя. Я спасу себя сама. У всех нас есть эта возможность даже Иисус говорил об этом. Призвать все части своего естества, мы одно целое, мы равны. В каждом человеке нужен баланс мужского и женского. Недавно у меня было духовное видение, в котором я должна была сказать: "Бабушка, где бы ты ни была, я не хочу продолжать воевать с тобой. Я не хочу таскать это за собой". Мы с ней определённо были на разных вершинах. Она была полна самодовольства и вины, указывала пальцем. Моей бабушке было очень трудно претендовать на тёмную сторону своей женственности.

  Баланс тёмного и светлого. Я не воспринимаю тьму как зло, а свет как добро. Я это вижу как нечто бессознательное, сокрытые вещи, которые нужно видеть. Причина, почему я считаю, что Христианству нужно объявить о своей тёмной стороне, в том, что во имя Христа было разрушено множество цивилизаций. Ни на секунду не поверю, что его учение было о разрушении. Люди подчинили себе учение Христа. Даже Протестантам нужно признать столько ошибок! Откуда они знают, что заставит Бога улыбаться? Может Сандра Бернхард [Sandra Bernhard - комедийная актриса и певица] заставит Его улыбнуться? Мужчинами и женщинами просто манипулируют, поэтому трудно посмотреть на себя честно. Миром правят Рекламщики, и каждый решает, с чем миру нужно покончить. А Патриархат запугивает их своими выводами, разрывая духовную и физическую стороны человека друг от друга. На одном сайте написали, что, играя на фортепиано, я испытываю оргазм. Откуда они знают, что я делаю? Я бы просто не занималась музыкой, если бы не любила её. Нет лучшего лекарства. Принимайте витамины, "Виагру" или водку, - нет лучшего лекарства. Патти Смит [Patti Smith - американская певица и поэтесса, "крёстная мама панк-рока"] верила в это. И Джим Моррисон. Моя бабушка сказала бы: "Препоясай свои чресла. Люцифер овладеет твоим телом, если у тебя будет оргазм". Тогда я сказала: "Хорошо, я буду испытывать его каждый вечер на своем табурете для фортепиано". На мой взгляд, если ты действительно в состоянии баланса, то доставляешь оргазм всему божественному".

   Комментарий к видеоклипу: "Слова Син [Синди Пальмано (Cindy Palmano) - режиссёр клипа] о Королеве Елизавете I и о Подглядывающем Томе [из истории о Леди Годиве, которая, согласно легенде, проехала обнажённой по улицам города Ковентри, чтобы граф, её муж, снизил непомерные налоги для своих подданных. Лишь один житель города, "Подглядывающий Том" (Peeping Tom), решился выглянуть из окна и в тот же миг ослеп. С тех пор фраза обозначает чрезмерно любопытного человека] были постоянно на слуху, когда мы беседовали о "Распинаю". Восприятие Синди не прекращало удивлять и, как правило, сотрясало от смеха мой живот. В ней где-то сидит чёрт. Синди всегда вплеталась в подтекст – Елизавету Первую крестили, а потом она танцевала свой наглый шлюшный шимми [танцевальное движение, быстрое покачивание плечами], после того, как её благославили, конечно. Мы знаем, что её родители откололись от католицизма и основали англиканскую церковь. Так история возвращает нас к тому месту, где произошёл разрыв, и возникла историческая развилка на дороге. Мне всегда нравится упоминать хороших женщин истории.

   Меня всегда привлекала судьба Анны Болейн [Anne Boleyn - мать Елизаветы I]. И она сама. Я всегда испытывала страсть к крещению, воде и христианству. Из-за того, что протестантская Реформация тесно связана с матерью королевы Елизаветы, я всегда считала Анну Болейн не признанной хозяйкой Реформации. Вижу, она была мощной силой... а быть одной из тех, кто откололся от католической церкви... Политика и христианство - что за союз! В христианстве крещение очень важно. Меня, дочь пастора, крестили по христианской доктрине. Поэтому суметь... окунуться в это и вынырнуть с другой стороны, может, даже с плавниками на теле — было миссией всей моей жизни. Синди Пальмано долго разговаривала со мной о песне. И когда ей на ум пришла концепция ванны и погружения в неё в платье елизаветинской эпохи, я осознала, что нужно вновь крестить себя как женщину, независимую женщину, от той доктрины, в которую я была, скажем так, погружена с самого детства. Суть этих кадров в том, что как только окунаешься в ванну, уже не можешь вновь стать женщиной елизаветинской эпохи. Это было настоящим освобождением. Я чувствовала, как меня освободили от патриархата. Девушки-близнецы - мои чeрлидершы и официантки. У меня всегда был пунктик относительно официанток. И мне казалось, что чирлидерщи тоже нужны. Поэтому мы их добавили в клип. Что уравновесило, знаете, исторический фон. И мне понравилась идея, что у Анны Болейн были девочки из группы поддержки. Она была достойна группы поддержки. И каким-то странным образом, религия и политика стали объектом исследования в этом клипе. И я хотела...может...немного посмеяться в конце, потому что, как мне кажется, очень важно поддержать свою команду. Я всегда была поклонницей Анны Болейн, и это вроде... ну, не знаю, мой Суперкубок девочкам")