"Здесь индейский мотив – слыша ритм, возникает образ: Нью-Мехико, ты в мустанге с откинутым верхом, едешь много дней. Вот ты на краю земли и думаешь, что избежала наказания за убийство"

With your E's and your ease and I do one more. Need a lip-gloss boost in your America. Is it God's, is it yours, sweet saliva? With your E's and your ease and I do one more. I know we're dying, And there's no sign of a parachute. We scream in cathedrals. Why can't it be beautiful? Why does there gotta be a sacrifice? Just say yes, you little arsonist. You're so sure you can save every hair on my chest. Just say yes, you little arsonist, With your E's and your ease and I do one more. Well, I know we're dying, And there's no sign of a parachute. In this chapel little chapel of love can't we, Get a little grace and some elegance? No, we scream in cathedrals. Why can't it be beautiful? Why does there gotta be a sacrifice?

i i e e e - 6 - ихией

Из твоих "экстази" и твоей лёгкости я смешаю ещё одну дозу
Пусть в твоей Америке губной блеск станет популярным.
Скажи мне, это твоя или Божья сладкая слюна?
С твоими "экстази" и твоим оптимизмом
Я принимаю ещё одну дозу.
Я знаю, мы умираем, и нет даже признака парашюта.
Мы вопим в храмах.
Почему это не может быть красивым?
Почему всегда должно быть жертвоприношение?

Просто согласись, ты, маленькая поджигательница.
Так уверена, что можешь уберечь каждый волосок на моей груди.
Просто скажи "да", ты, маленькая поджигательница.
С твоими "экстази" и твоей лёгкостью
Я принимаю ещё одну дозу.
Я знаю, что мы погибаем, и нет даже признака парашюта.
В этом певчем хоре в маленькой часовне любви
Неужели мы не можем достичь грации и изящества?
Нет, мы визжим в соборах.
Почему это не может быть красивым?
Почему всегда должно быть жертвоприношение?

{Экстази - "Моя проблема с галлюциногенами в том, что хочется быстрого эффекта. А проблема быстрого эффекта - быстрое опьянение, а не милые странности. С экстази больше "о, нет, много не надо". Я принимала его, не для танцпола, а в компании некоторых подруг, с которыми можно было поговорить о том, чего обычно не скажешь: "Я шесть месяцев держала это в тайне, а теперь скажу".
Губной блеск – символ женственности. "Я никогда не выйду из дома без губной помады и блеска для губ. Недавно я была в больнице, и на операционном столе лежал мой блеск для губ. Теперь, во время концерта, мне кладут блеск для губ на рояль, а раньше, когда однажды в Чикаго я не могла найти свой блеск в кармане, зрители протянули свои. Теперь я так не поступаю, это может быть опасно".
"В этом певчем хоре в маленькой часовне любви" – "В детстве я ходила в церковь каждый день, а в воскресенье два раза. В 3 года меня заставляли петь в церковном хоре херувимов, и все думали, мне это нравится. Я же наоборот, чувствовала холод, идущий от церковной музыки, отсутствие темпа, страсти, кача. И мне приходилось смиренно ждать, когда закончится эта пытка. Но было чудесно прожить этот период разочарований, проведя годы с музыкой старых фанатиков. Фактически, моё отношение к ним спасло меня от отвращения к музыке, что подтолкнула пойти дальше и открыть собственное восприятие. В этом мне помог брат, который на 10 лет старше меня. Мне было 6, когда он открыл мне "Битлз", мы заслушивались ими часами. А когда папы не было дома, мама ставила свои любимые диски. К 6 годам у меня уже была возможность сочинять свою музыку, беря от каждого направления то, что мне понравились: грусть Коула [Нэт Кинг Коул (Nat King Cole) - джазист], созвучия "Биттлз", помпезность мюзиклов".
"Неужели мы не можем достичь грации и изящества" – "В хоре херувимов у меня был ужасный голос, у меня была хорошая высота звука, но я хотела петь как Роберт Плант. На Рождество мы делали постановку, все маленькие девочки хотели быть ангелами или дьяволом, мне же досталась роль ослика. Понятно, кто-то должен был его играть. А у моего отца вообще нет слуха. На проповедях он пристегивает петличку к воротничку, а когда начинают петь, то забывается, и все слышат, как он громче всех поёт мимо нот. Но он любит петь. Как развить свой стиль со вкусом и изяществом? Изящество - эмоциональная вещь, внутренняя работа. Как автор надеешься открыть окно, где люди обнаружат свои собственные истории. Это отправная точка"}

("Песня о смерти и жертвоприношении. Мои инстинкты говорят: в поиске собственной силы мало, кто из вас испытал то, что я. Мне стоит верить, что кто-то ещё захочет предпринять подобное путешествие. Или они уже в середине своего пути, а это станет тем бокалом красного вина, который, как мы знаем, порой просто необходим. Мы пьём только хорошее. Ради этого можно стать поп-звездой. И не будет похмелья - можно пить всю ночь, и голова не будет болеть. Но не уверена - то, что я видела, было из-за вина, или действительно происходило. Наступили странные времена, неблагополучная беременность, выкидыш. Повсюду, куда бы я не шла, возникал маленький мальчик племени зуни [племя индейцев на западе штата Нью-Мехико] или пуэбло. Но я понимала, это был не просто маленький мальчик... в действительности даже не знаю, кем он был. Но вино было очень хорошего качества, понимаете, о чём я? Когда он возникал, я закрывала глаза и шла за ним, а он говорил что-то типа: "Пойдём, кролик". Я следовала за ним на таком автомобиле 1959 года с откидным верхом, - моё самое раннее воспоминание: дедушкин старый чёрный Бьюик 52 года. Я вставала в полный рост на заднем сиденье со шляпкой на голове, и каждый день мы куда-то ездили. Так вот, этот мальчик сидел на заднем сиденье, раскинув руки в разные стороны. Я решала, куда нам ехать, но не знала точно, мы долго ехали, а когда приезжала, никого уже не было в живых. Как в безнадёжном кино о вирусе-убийце с Дастином Хоффманом [Dustin Hoffman – актёр фильма "Эпидемия" (Outbreak) 1995 г.]. Я не понимала, что нам нужно сделать, поэтому мы ехали дальше, а он говорил мне сделать лесной костёр. А я же поджигатель, мне нравилась эта идея. Пожары очищают. А какой запах! Он танцевал вокруг костра, приговаривая: "сегодня нам не удалось, но завтра мы поедем в другой город". Так происходило каждый раз. Мы всегда не успевали. И он напевал у меня внутри, хлопал меня по голове, приговаривая: "всё окей, ихи-ей".
  Когда пересекаешь границу и попадаешь в зону трансмутации, даже Печаль перестаёт быть изгоем, которого не пригласят на вечеринку. Счастье – это не только радости. Раньше я делала такое, чего никогда теперь не сделаю. Знаю, что в прошлых жизнях я постоянно убивала, и должно быть оправдывала себя за это. Люди могут убивать и насиловать не только на физическом плане, но и на эмоциональном. Я так делала, так и сейчас поступаю. На этой планете ни у кого нет чистых рук. Но суть не в том, что мы так поступаем, а в том, что никто из нас не находится на хорошей или плохой стороне постоянно. Мы всё вместе. Настоящая радость, когда не боишься попасть в любое эмоциональное место, а когда есть карта доступа во все пространства. У каждого пространства свои правила, начинаешь это понимать, когда входишь в них. На сцене под открытым небом, как в "Старплексе" [Starplex], совершенно иная атмосфера, чем в концертных залах. В зале я укутана в звук. Дело не в ограничении звука, а в том, чтобы напиться им. Концертные залы превращаются в дионисийское неистовство. Чувствуешь, что находишься в загробном мире. А когда площадка открыта, всё дело в деталях. А концертные залы отличаются от театров. Получается другое шоу. Вероятно, я также как и везде, начну определённой песней и закончу определённой песней. Но всё, что между ними, может меняться. Конечно, мне больше нравится выступать в маленьких залах и клубах, там мои песни лучше воспринимаются. Когда-то в одном баре до меня докопался один парень, и я предложила ему взять мой микрофон. Он замолк. Вспоминая этот момент, я смеюсь, но если такое случится на большом концерте, я буду расстроена. Мне нравится выступать в Греческом Театре [Greek Theater], снаружи это действительно волшебное существо. В прошлый раз я выступала в полнолуние в знаменитом лондонском Королевском Альберт-Холле [Royal Albert Hall] – это действительно что-то особенное. Не знаю всей его истории, но когда смотришь на коробки и прочее, чувствуешь призраков, словно приходят и уходят разные персоналии людей, но они мне не знакомы. Это очень информационно насыщенное место. А Мэдисон Сквер Гарден в Нью-Йорке - это было большое "вау", не смотря на мой синусит [инфекция носовых пазух].
  Я не закрыла ни одного концерта, не знаю хорошо это или плохо. Может, мне и стоило. Некоторые музыканты могут отменить концерт при любом недомогании - небольшая боль в горле или что-то такое - но я так не поступаю. Я играю с двух с половиной лет и воспринимаю это как... будь хороша в своём деле. Будь звездой. Я верю в совершенство. У меня было три гастрольных тура, и ни одного концерта я не отменила. Во время гастролей мои руки чувствуют себя прекрасно. Есть некоторые проблемы с запястным каналом, но мы ставим фортепиано под разными углами. Один из моих инженеров по специальности физик, он помогает ставить фортепиано так, чтобы мои руки отдыхали. И теперь, когда пол концерта я играю обеими руками на правой стороне клавиатуры, становится легче. Чтобы выступать перед большой аудиторией, я надеваю туфли на высоком каблуке. Они дают возможность держать определённую стойку перед фортепиано. Моя левая нога страхует мои руки, которые вынуждены выталкивать ноты из клавиш. А левая нога на педали. Я не левша, но моя левая рука сильнее правой. Однако я пользуюсь левой ногой, потому что правая поддерживает позвоночник. Таким образом, у меня в три раза больше сил. Я почти как Янни [Yanni - электроник-группа, фронтмен которой играет одновременно на нескольких клавишных]. Обычно я играю на фортепиано, но теперь ещё использую синтезатор, и мои плечи могут передохнуть. Но для моей челюсти это невыносимо. У меня незаметная деформация кости лица. Вы не знаете, но у меня с 15 лет хронический височно-нижнечелюстной синдром. Это когда часть челюсти не совпадает с крючковатой костью, в результате чего череп съезжает вправо. Поэтому у меня справа возникает спазм, который немного парализует шею и плечо. Каждые 30 секунд мне приходится защёлкивать челюсть на место. Я часто прикладываю чашку с кофе к челюсти, когда та начинает пульсировать и болеть. Порой это мучительно, но бывает ещё хуже. Я давно уже не ношу брекеты и нёбные пластины, но до сих пор испытываю хронические боли. Приходится одевать брэкеты на ночь, из-за чего едва могу говорить. Они мне, конечно, помогают, но давать интервью в них невозможно. Это один из моих недостатков. Или лучше сказать физических затруднений. Поддержание формы - это постоянная дисциплина. Я не только играю, я ещё пою, поэтому моя диафрагма должна быть свободна, иначе не достану ноты. С другой стороны, я наполовину скручена, как крендель, поэтому теперь в 34 года принимаю Геритол [Geritol]. Голос - это мускул, о котором нужно заботиться... Мне действительно нельзя никаких молочных продуктов... Быть осторожнее с красным вином (сушит связки)... Осторожнее с мучным, от него много мокроты. Пришлось поменять привычки. В начале я даже не замечала, как тяжело дышу! Мне был плохо последние 3 дня. Но в какой-то момент сказала своему технику: "Боже, это дыхание сводит меня с ума!" На что он ответил: "Брось, Тори! Это твой звук". Некоторые считают, он сексуально привлекательный. А я считаю, что похожа на задыхающегося буйвола! Нужно увеличить частоту сердечных сокращений. Чтобы сделать действительно хорошее шоу, требуется физическая выносливость - это факт. Я должна привести себя в форму. Со мной в дороге есть люди, у которых диета ещё экстремальней.
  Чтобы подготовиться к гастролям - необходимо время. "Необходимо" странное понятие, постоянно стремишься к этому, но в определённый момент говоришь: "Ничего не успеваю, не хватает времени" - ограничиваешь себя. Невозможно постоянно контролировать, что происходит на радио. Если у них уже есть одна женщина, радио не будет тебя играть. Но всегда можно решить, какими будут твои концерты - это контролировать можно. То есть, понимаю, почему люди говорят: "Ты любишь покомандовать". То есть, кто-то считает, я именно такая, но всё зависит от того, сегодня четверг или нет. Думаю, я люблю трахать муравьёв (смеётся и делает движением пальцем, будто трахая муравья). Пытаюсь понять, как залезть на пареньков. Вот сяду верхом, и посмотрим, что получится. Порой трудно быть искренней перед 16000 людей. Но когда у тебя группа, требуется больше места. И группа имеет большое значение, а не просто сопровождение. Нужно найти такое место для выступлений, чтобы бас-бочка отразилась в твоём желудке и не спровоцировала чувство, будто на тебя нападают, наоборот - ты должна расплавиться как сливочное масло. Мне нравится, когда музыканты рискуют, даже если во время концерта случится сбой. Мы профессионалы и гордимся этим. Мы выступаем днём и вечером. Мы все боролись за то, чтобы оказаться там, где сейчас. Это не просто шок - отыграть пару месяцев в барах, а потом попасть в сад. Мы все выступали много лет, чтобы получить возможность играть свои песни. А не для того, чтобы какой-то пустозвон положил в банку 50 центов чаевыми и попросил сыграть "Чувства" [Feelings] в очередной раз. Выбирая музыкантов, мне необходима эмоциональность группы, особенно если тур длинный. Даже если вы не лучшие друзья, на сцене всё равно что-то должно происходить, когда берёшь в руки свой инструмент. В противном случае, это похоже на пассивные отношения в офисе. На сцене необходима турбулентность и эмоции, а не отношения тупых девочек-скаутов, - тогда иди и продавай печенье. Нужно, чтобы музыканты чувствовали уважение к себе и проявили амбиции. Это моё убеждение в отношении всего гастрольного персонала. И конечно, я работаю с ними не потому, что мы дружим. Потом мы можем подружиться, например, Кэйтона я знаю много лет. Впервые я выпила с Кэйтоном в 21 год. До этого я вообще не пила алкоголь. Мэтт уже стал другом, а с Джоном мы только познакомились. И работать с людьми не потому, что они друзья - огромный комплимент. Ты со мной, потому что великолепен в своём деле. И дело не в скорости твоих гитарных переборов, а во внутренних музыкальных ощущениях: Как реагирует душа? Это отражается на игре, словно грязь сочится сквозь их пальцы. И они совсем не похожи на поп-звёзд. Многие люди выбирают музыкантов, которых знают давно. И порой в музыкальном плане тяжелее вести дела, когда дружба встаёт на перекрёстке. Обычно такое бывает, когда живёшь в маленьком городке, типа Коламбуса, Огайо, где всего три басиста. Всё иначе, когда завязываешь знакомства и говоришь: "Кто ещё есть на белом свете?" Что восхитительно. Это дар, иметь такие возможности.
  Ничто так не даёт чувствовать себя хорошо, как любовь или общение. Когда на сцене происходит феерия, возникает ощущение предназначения и то чувство свободы быть собой. Я выступаю лучше, когда люди проявляют эмоции. Когда смотрю по видео старые концерты, бывает больно видеть, как мне неловко из-за моей сексуальности. Сексуальность и духовность бывают настолько разорваны, что возникают странные способы саморазрушения. Если человека подвергли сексуальной репрессии, границы можно и не проводить, всё равно он сделает вид, будто их не существует. Скажем, как автор, выражаешь что-то очень сексуальное, и вдруг привносишь в это насилие... Стоит понимать, с какими элементами сталкиваешься. Дело не в том, что правильно или нет, в каждом из нас есть и насилие, и сексуальность. Нужно чётко понимать, о чём пишешь. На концерте кто-то должен уметь выражать себя с помощью инструмента и слышать душу песни, понимать, что ей необходимо. Тогда они привносят часть себя, не навязывая того, что песне не нужно. Мистерия возникает благодаря технической стороне. Инженеры это умеют лучше меня. Они заинтересованы в хорошем результате и возникает ли магия от аппаратуры. Бывают ошибки, для меня важно правильно ли мы почувствовали музыку во время записи. Диалог с другими музыкантами, пусть будет несколько фальшивых нот, но не это важно. А, например, как показать прекрасный поцелуй? Я и сама не знаю. С миллисекундами язык передвигается влево, движения учащаются и бла-бла-бла. Блеск для губ может многое изменить. Я всегда поощряю музыкантов не играть одно и то же. Мои концертные выступления отличаются от альбомных записей. Зачем повторять себя? Каждый концерт мы что-то меняем, и не смотрим на часы. Наша цель не просто отыграть концерт. В Мэдисон Сквер Гарден мы посмотрели друг на друга и сказали: "Наслаждайся каждой секундой", не заметишь, как всё закончится. Мне нравится выступать с ощущением свободы. И когда мне нужно замедлить ритм, то не приходится оборачиваться на барабанщика. Но бывают привычные красивые элементы, которые ждёшь. Например, в басовой партии будет красивая мелодичная линия, и ждёшь её, от неё многое зависит в структуре, она как скелет. Но я выстраиваю пространство в новом материале - трёхминутная ритмическая сбивка в некоторых песнях, ритмичный кач. Если мне понадобится пространство, я его найду. Но в контакте с людьми. У меня никогда не было цели играть по нотам, но и пытаешься выбрасывать как можно меньше хлама. На новом альбоме, в таких песнях как "ихией" и "Жестокая", есть барабанные сбивки, когда играешь и, в какой-то момент, Мэтт ловит изменение в мелодии, но не по расписанию, и мы понимаем, когда пора вернуться на главную дорогу. Ведь они живые. И если я не сделаю этого, думаю, они не наедятся. Решая выступать с музыкантами такого класса, необходим постоянный рост. Музыканты либо решают развивать своё мастерство, либо нет. Кто-то думает, что, извлекая несколько аккордов, ты уже музыкант. Но это неуважение музыки, неуважение музы. Такие вещи мне важно прояснить, поскольку понимание к музыкантам существует не всегда, и я вижу, как многим из них больно, и мне было больно. Какую радиостанцию не возьми, не похоже, что там уделяют хотя бы два часа в день на музыкальные новаторства. Многих музыкантов расстраивает, что, имея такие прекрасные таланты, не получается слиться с поп-миром. Я сама всё время над этим работаю и пытаюсь не попасть в поп-чарты. То есть чего ты стоишь, если всего лишь занимаешь 68 место в хит-параде.
  Самое лучшее – писать музыку и смотреть, реагируют на неё люди или нет. А если люди не реагируют, просто продолжать своё дело до конца своих дней. Моя главная задача - услышать душу песни и отложить в сторону любой логический аргумент. Я работаю инстинктивно. Очевидно, что музыка – это эфир, её нельзя потрогать. Но во время микшировании она должна стать видимой, ощутимой. Вам я иначе перевожу то, что вижу. Если я вижу свои картинки, вы сможете увидеть свои. По крайней мере, можно войти в это царство. Стоит помнить, что для меня "непонятное" может значить нечто иное, чем для остальных. Меня называют "Королевой Непонятного", а я совсем не думаю, что сочиняю так. Мне вот всё понятно. Даже то, о чём писали так называемые непонятные авторы, поскольку большую часть времени я читала их стихотворения: Сильвия Плат, Энн Секстон [Sylvia Plath, Anne Sexton – поэтессы, известные своей предельно откровенной и сокровенной лирикой]. В начале своих 20-ти лет я очень старалась открыться им, а не рвать их в клочья. Пыталась вползти внутрь и прислушаться. Сложно разнести в пух и прах авторов, сохранившихся до наших дней и доказавших своё мастерство. Не надо тратить своё время на то, чтобы дискредитировать их, лучше повзрослеть и понять, чем они зацепили людей.
  Быть хорошим автором значит быть объективным и наблюдать жизнь. Всё не может крутиться только вокруг тебя. Можно много чего выкопать из собственной души. Но ещё нужно видеть других людей на пляже, как они спорят и создают напряжение. Понаблюдать за маленькой девочкой с пляжным мячом в руках, которая пытается привлечь внимание мамы, потому что случилось нечто странное. А её мама наносит масло для загара и пытается привлечь молодых парней. Вот и твоя песня. Я часто говорю о Боге. Всю свою жизнь ощущаю, как за мной подглядывает грязный старикашка. В ванной, в спальне, повсюду. Где бы не пришлось мне нарушить церковный закон, приходилось просить у грязного вуайёра прощения. Понимаете? Обычно американцы не понимают, поскольку используют библию, чтобы манипулировать людьми. Они прячутся за божьими словами. Но не смотрите на Бога, смотрите на самих себя. На свои красивые и тёмные стороны. Только тогда учишься любить себя. Я воспринимала христианство мифологией, а не началом и концом всего. Потом открылась другим системам веры, которые не принимали окружавшие меня христиане. Погружаясь в спиритические традиции коренных американцев, возникает невероятно земной способ воспринимать страсть, рождение и смерть, чего христиане заставляли меня стыдиться и чувствовать вину. Спиритизм мне нравился, поскольку он не просто "феи в облаках". Я с уважением изучала кельтскую мифологию, а если хочешь отправить эту культуру в шлак, тогда имей яйца зайти в любой ирландский паб, найди самого огромного парня и скажи что-нибудь действительно оскорбительное по поводу фей. О, да, будет забавно. Из-за половины того дерьма, которое сочинила, могу понять, если люди не захотят выпить со мной. Но если не уважать духовную сторону вещей, она деградирует. Для меня духовность, это как чистить зубы, часть моего воспитания. Говорят, я делаю много дерзких заявлений о религии и Боге, чем причиняю некоторым людям невероятную боль. Что ж, салют. Христиане завоевали три четверти мира, это было не очень мило - истребить одну половину человеческой расы, а другую заставить верить в их Бога. Религии должны учить человечество осознанности, поднимать людей на уровень выше. В действительности многие религии крутятся вокруг чувства вины, кары и власти вместо добродетели. У религии столько власти над людьми, она сформировала мой образ жизни. И мне нравится, как можно больше изучать другие религии, поскольку никогда не поймёшь другой народ, пока не изучишь его культуру и мифологию. У меня комплексный подход. Но использую только те элементы, которые имеют для меня смысл. Я не хочу давить на кого-то или стыдить всех вокруг, но я не верю тому, что сейчас говорят об учении Христа. Нам всем известно, как многие годы люди искажали и переписывали разные работы ради своей выгоды. Поэтому у меня много вопросов к христианству. У меня есть права на это, поскольку меня воспитывали в нём. Церковь даёт понять, что мы, женщины, не дадим жизнь мальчику-пророку. О чём это говорит? У христианства нет пениса. Ведь известно, божественное дало жизнь с помощью Марии без семени. Где проникновение? Где ввод? Где союз? В рождении Христа нет мужчины и женщины.
  И если присмотреться, понимаешь, что публике нравятся девственницы, то есть девственные артисты. По большей части они могут всех обскакать. Но публика сожрёт их первый альбом, и всё. Сейчас очень трудно удержаться на месте. По какой-то причине у меня есть поклонники, которые говорят: "Если бросишь себе вызов, мы тоже это сделаем". Их не было бы рядом, если бы я продалась. Я доверяю их разумному суждению, и мы будем уважать права друг друга. Поскольку я не буду вторгаться к вам домой, то не оценю, если кто-то вторгнется в мой. Но, говорят, если тебя не преследуют поклонники, ты ничего не значишь, ты не в рейтинге. Это связано с границами - твоя кредитная карта, специалист по инвестициям и преследователь. Наверняка есть некое тв-шоу под названием "Мой любимый преследователь". Некоторые артисты рассказывали о безумных поступках своих поклонников, например, когда люди отправляют себя по почте посылкой и сидят в ящике три дня. Это грубо. В какой-то момент мне самой даже пришлось уехать из Штатов, чтобы отделаться от парня, который периодически избивал собственную сестру до бессознания, вследствие чего был помещён в психбольницу, из которой сбегал 4 раза. Ему удалось преследовать меня вплоть до тропиков.
  Стараюсь не слишком задумываться, почему существует такая сильная связь между мной и публикой, но обычно я всегда пытаюсь следовать сути подтекста. Например, приехав в город, я становлюсь звуковым охотником, пытаюсь ощутить разные голоса людей, пришедших на концерт. Верю, существует некая стихия, которая лучше знает, что необходимо этим вечером, и я пытаюсь расшифровать, что она мне говорит. Однажды я выступала в городе, где накануне убили молодую девушку, и началась охота на убийцу, или в городах, где проиграла футбольная команда, люди решили, что это несправедливо, и очень злились. Инстинктивно я стараюсь быть в контакте с внутренней вселенной концерта. Для тех, кто пришёл на концерт ради своего личного опыта, я создаю пространство, чтобы они проработали то, что нужно. Многие письма, которые я получаю, напоминают, мы порой и понятия не имеем, что пережил другой человек. Например, стоя в очереди, оцениваешь кого-то, но ни имеешь ни малейшего представления, почему он так выглядит, с какими проблемам он сталкивается каждый день. Одна девочка писала, что её с презрением и ножом у горла неоднократно насиловал старик. Она больше не могла этого выносить - была готова покончить с собой - поэтому рассказала матери. Которая избила её, назвала шлюхой, и теперь эта девочка в бегах уже неделю. Такие письма повергают в шок. Мы все их читаем. Я не часто отвечаю. Некоторые письма попадают ко мне в руки перед концертом. И начинаешь понимать, с чем люди борются каждый день, к чему они стремятся и как расцветают – принимают очень смелые решения. Это вдохновляет.
  Всё зависит от того, раскрываются ли вкусы людей. Думаю, если ты идиот, не надо покупать мои альбомы. Если ты идиот, просто отвали. Может не понравиться то, что я делаю, но если ты идиот, даже не пытайся. Я не какая-то там девка, я быстро разорву твою задницу. В Австралии мужчины говорили: "Тори, мне нравится твоя музыка, но... ", а я смотрела им прямо в глаза и говорила: "Только пересеки границы, я убью тебя". Мне нравятся австралийцы, они понимают, что я очень-очень независимая женщина. "Только пересеки черту, и я вырву твои шейные вены". Многим австралийцам это нравится, они это уважают, значит, понимают ситуацию. Однажды Нил Гэйман сказал мне: "Как только твоя работа выходит в свет, как бы ты ни был чувствителен, у тебя больше нет прав на неё, потому что тебе за неё платят". Нельзя считать зрителей друзьями. Друзья это друзья. Сторонние люди могут свободно выражать своё мнение о твоей работе. Согласна, в какой-то миг чрезмерные трудности в ритме или привычная прогрессия аккордов перестают интересовать слушателей, и мне следует уважать их мнение, так как это мне многого стоит. Наступает момент, когда необходимо смириться с некоторыми своими отвратительными качествами музыканта. Типа, почему в каждом городке нет радиостанции, куда рекламодатели вкладывают деньги не ради: "Это соответствует эфиру?" Чтобы стать успешной, необходимо смириться с принятым решением. Например, "Да, хорошо, я анчоусы, и я это знаю". Принимая решение, будут последствия, но они могут быть фантастическими. Радио - посредник формата. Радио ФМ больше нет, но буквы остались. Это случилось не так давно. Просто подстройка под работу рекламщиков. Поэтому Интернет и веб-сообщество такое большое - люди хотят другой информации, которая не так контролируется.
  У меня нет компьютера, Мне они знакомы, но я живу независимо от них, как бы странно это не звучало. Думаю, хорошо, что я не опытна, так не обнаружу в интернете что-то типа: "Она разжирела" (смеётся). На самом деле, это не моё дело, когда они говорят: "Она оделась, как толстушка". Не хотелось бы такое знать. Они знают, болтается ли твой животик, или накрашены ли ногти на ногах. Это начинает напрягать. Но стоит понимать, что люди будут свободно выражать себя. Поэтому я держусь от всего этого подальше, ко мне подойдут и спросят: "Вы беременны?", а я: "Нет. Это всё мексиканская еда, извините". В связи с интернетом, порой чувствуешь маленькую камеру, направленную на мою частную жизнь. Заключая договор в ресторане, есть шансы, что в интернете окажется: "Тори наблюдает. Тори некомфортно за столом. Мужчина в очках". Мне рассказывали о сайтах, посвящённых мне. Я пытаюсь сказать, что сегодня мы выступаем в Миннеаполисе перед аудиторией в 5000 человек. Из них 100 могут быть преданными поклонниками. Многие из них чудилы. Но очень образованные. Не хочу обидеть поклонников других артистов, но должна отметить, что в среде моих поклонников можно найти серьёзных творческих людей, мы очень продуктивно общаемся. Некоторые часто появляются на моих концертах. Те, кто приходят на все концерты, не самые странные. У них много друзей, с которыми они общаются по интернету. Это не сложно. После шоу они подходят ко мне и говорят: "Эй, Тори, просто подумал сегодня, тебя это заинтересует" и протягивают книгу. У меня не возникает ощущения, что подвергаюсь нападению. Кажется, они очень увлечены музыкой. Иногда за кулисы приходят люди, которые говорят: "Ты спасла меня". И мне приходится отвечать: "Остановись сейчас же. Ты сама спасла себя". Или слышу чьё-то мнение о том, что значит та или иная песня, и мне только и остаётся, что сказать "Что ж", осознавая, что другие люди будут интерпретировать всё так, как им заблагорассудится.
  Мои намерения сочинять изменились. Какое-то время хочешь, чтобы люди пели твои песни вместе с тобой. Если они не хотят, всё равно держишь их в своей гостиной дольше обычного. Не будем врать сами себе – это правда. Даже я скажу, что сочинение песен – это мой способ самовыражения, необходимость – вот правильное слово – поделиться. Иногда слушая свои песни, понимаю: "Я уже в другом месте и не могу сочинять так, словно моя жизнь зависит от этого. Но мне понятен этот элемент, который я использую в другой работе". Мне нравится такой подход, когда я, скажем, стругаю с вас кожу. Некоторые люди знают, о ком я написала, поскольку, чем больше тебя знают, тем большее количество людей возникает в твоей жизни. Поэтому порой я думаю: "Так ли мне важно, чтобы люди знали, о чём я думаю?" Но я должна быть осторожна с теми, кто попал в песни, потому что люди могут обидеться. Даже с друзьями я стараюсь сохранять конфиденциальность. Иногда они загоняют меня в угол, обычно под бутылку вина. Но теперь я умею не поддаваться. Есть определённые темы, о которых я никогда не буду говорить")