по-русски

 

Нил Гэйман: "Она не ждёт. Ну, не совсем. Скорее всего, годы уже ничего не значат для неё, а также мечты и улицы не трогают её. Она остаётся на краю времени, неумолимая, невредимая, во вне. Однажды ты откроешь глаза и увидишь её, а после – темноту. Это не жатва. Наоборот, она сорвёт тебя, нежно, как пёрышко, или как цветок для своих волос"

The smart money is on Harlow
And the moon is in the street
And the shadow boys are breaking all the laws
You're east of East St. Louis
And the wind is making speeches
And the rain sounds like a round of applause
And Napoleon is weeping in a Carnival saloon
His invisible fiance's in the mirror
The band is going home
It's raining hammers, it's raining nails
And it's true, there's nothing left
For him down here
And it's Time Time Time
That you love
And it's Time Time Time

Well they all pretend they're Orphans
And their memory's like a train
You can see it getting smaller as it pulls away
The things you can't remember
Tell the things you can't forget that
History puts a saint in every dream
Well she said she'd stick around
Until the bandages came off
But these mama boys just don't know when to quit
Matilda asks the sailors
Are those dreams or are those prayers
So close your eyes, son
This won't hurt a bit
And it's Time Time Time
That you love
And it's Time Time Time

Well, things are pretty lousy for a calendar girl
The boys just dive right off the cars
And splash into the streets
And when they're on a roll
She pulls a razor from her boot
And a thousand pigeons fall around her feet
So put a candle in the window
And a kiss upon his lips
As the dish outside the window fills with rain
And just like a stranger with the weeds in your heart
And pay the fiddler off till I come back again
And it's Time Time Time
That you love
And it's Time Time Time

Time
Tom Waits (original)

Time – 7 – Время

(Tom Waits – из альбома "Rain Dogs" (1985)


Быстрые деньги на Харлоу, и на улице луна.
Парни под прикрытием нарушают все законы.
Ты восточнее Восточного Сент-Луиса,
И ветер произносит речи
А вокруг звучат аплодисменты дождя.
Наполеон всхлипывает на пороге бара "Карнавал",
В зеркале мелькнула тень его невидимой невесты.
Отряд идёт домой, сыплются градом молотки и гвозди.
Да, здесь ему больше нечего делать.
Это время, время, время,
Которое ты любил,
А теперь пора.

Они все притворяются сиротами, а их память, как поезд,
Можно видеть, как она уменьшается, когда он проносится, удаляясь.
И то, чего ты не помнишь, расскажет о том, чего ты не забудешь
А История поселяет святого в каждую мечту.
И вот она сказала, что останется,
Пока не снимут бинты.
Но маменькины сынки не знают, когда пора остановиться.
И Матильда спрашивает моряков: "Это мечты или просьбы?"
Просто закрой глаза, сынок, это ничем не навредит.
Это время, время, время,
Которое ты любил,
А теперь пора.

Для календарной девочки всё складывается паршиво.
Парни, вынырнув из машин, плещутся в толпу.
И когда у них всё налаживается, она просматривает поименной список
И достаёт лезвие из сапога,
Тысячи пижонов падут к её ноге.
Так оставь свечу на окне, а поцелуй на его губах,
Пока посудина снаружи не наполнилась дождём.
Как незнакомцу в трауре, который в твоём сердце -
Заплати скрипачу, пока я снова не приду.
Это время, время, время,
Которое ты любил,
А теперь пора.


{Гарри Харлоу (Harry Harlow) &ndash психолог. Его всегда интересовал вопрос: как возникает и развивается чувство любви между людьми. В ходе своего эксперимента на обезьянах, выяснилось, что разлука с мамой плохо влияет на дальнейшее психическое развитие детей
Восточный Сент-Луис – трущобы
Матильда – так австралийские бродяги называли торбу у себя за плечами}


("Она смерть. Пока мы не понимали, кто она, Кевин [визажист Кевин Окуэн (Kevyn Aucoin)] не решался использовать золотистый макияж. На ней было всё шведское. Но нам понравился аспект викторианской эпохи – с нею нельзя договориться. Думаю, каждый сам выбирает, как выглядит смерть. Для меня она Суровый жнец, я смотрела в её глаза. Ибо время идёт, Тори. Я подумала сыграть её на органе, но тут же передумала... Законы, по которым история вмещается в довольно короткую песню, где звук - неотъемлемый элемент, отличаются от законов писательского творчества, где всё уходит в триста бумажных страниц без звука между строк. Это очень разные вещи… С точки зрения Смерти нужно почувствовать себя так, будто сидишь на фортепианном стуле. Никаких масок, эффектов, она здесь, сухая, с небольшим сжатием вокала. Смерть реальна; ей не нужны маски, понты, этикет, такт, лицемерие. Все те вещи, которые составляют общение между смертными людьми. У этой героини я попросила бы совета. Смерть и течение Времени всемогущи, поэтому они могут говорить свободно.
  Песня написана человеком, который недавно потерял лучшего друга. Поэтому смерть стала в песне настоящей угрозой. Сущность и характер смерти как бы вошли и сказали: "Тори, нужно подумать, как Смерть спела бы эту песню". И смерть не сказала: "Ты упустила время", она сказала: "Ты любила это время". Когда Смерть поёт эти слова, смысл полностью меняется. Мне показалось, она сказала то, что мне стоило услышать. Время уходит, и нужно передавать факел тем, кто его понесёт, чтобы помнили и знали другие. А если бы песню исполняла простая женщина в забытьи? Настоящая сила, самая сильная стороны Смерти – это сострадание.
  Больше всего на свете я боюсь осознать лет через 30-40, что не дала людям столько, сколько могла бы. Мы не должны просто сидеть и ждать, когда смерть заберёт нас. Считая, чем мы старше, тем у нас меньше менталитет жертвы. На Западе мы не ценим пожилых. Но не все старики обязаны обладать мудростью. Быть старым, не значит быть мудрым. Нужно просто работать над собой. Я не хочу сидеть в сторонке и обесценивать дар находиться здесь. Вместо того, чтобы думать, что время уходит, песчинки заканчиваются, я пытаюсь воспринимать, что время даёт мне ещё одну песчинку, еще один дар. Таким образом, течение времени - это накопление, а не уменьшение.
  Тома Уэйтс сказал: "Время - это драгоценный товар", его песня определяет это лучше всего. Каждая героиня по-своему относится к своей песне. Некоторые женщины подразумеваются, некоторые явно присутствуют изначально. А некоторые, как здесь, представляют сущность Смерти, женщину в белом, вальсирующую по комнате. Эту сущность никак нельзя было обойти. Отчасти это может быть связано с тем, что человек, который принёс мне эту песню, только что пережил смерть самого лучшего друга. Так возник подтекст, а потом персонаж. Время никогда не кончается, но для них оно настало. Она пришла за ними. И когда я поняла, что она просто сидит в комнате, а человек переживает скорбь и потерю близкого человека, я тоже присела в уголок на некоторое время и наблюдала: Сущность смерти очень нейтральна, и всё же сострадательна, но без жалости. Если твоё время придёт, значит, так тому и быть. В какой-то момент её сущность посмотрела на меня и сказала: "Тори, настало время любить. Но твоё время ещё не пришло. Не сегодня. Но пришло время любить". После чего мы перешли к определению любви, которое говорит не о сентиментальности или вымученной улыбке. Как я обычно говорю: когда кто-то слишком улыбается, то он либо на грани, либо хочет бросить в вас нож для масла... либо хочет прорекламировать "Колгейт" [Colgate – зубная паста]. Что такое Сострадание? Порой это означает - не давать человеку то, что он просит. Просто смотришь на них и говоришь: "А ты знаешь, на что способен?" Я делала это для тебя много раз, но Смерть посмотрела на меня и сказала: "Тори - Способная. Она не боится идти со мной по жизни". Идти со смертью не так уж и угнетающе. Для меня это было важным осознанием. Понимаете, что я имею в виду? Дело не в том, что я боюсь архетипы, которые традиционно называют Мрачный Жнец (ну, знаете - съеденная кожа и прочее), мне это просто кажется очень красивым.
  Было время, когда я чувствовала себя бессмертной, особенно до тридцати лет – мне кажется, это единственный способ пережить их. В подростковом возрасте я не была столь высокомерна, у меня было здравое уважение к природе. Я продолжала верить, что в 21 год всё закончится, и размышляла о контроле разума. Мой отец умел разговаривать с теми, кто недавно потерял близкого человека. Знаете, когда человек уже дошёл до ручки – тогда-то и видишь, каковы люди на самом деле. Папа утешал их не только для того, чтобы затащить в церковь, он действительно переживал за них. Он просил меня играть на похоронах…ну да, это было дешевле, чем платить органисту. Но в двадцать лет я совершала довольно опасные поступки. Была настоящим линчевателем, когда чувствовала, что происходит несправедливость. Я гонялась за машинами полными мужчин, которые подрезали меня на шоссе. Теперь у меня нет чувства бессмертия, я больше не рискую. Я не хочу умирать, особенно теперь, став мамой. Я бы хотела дожить до 80 лет, и чтобы меня называли "бабушкой".
  Я дочь церковного служителя, и мои родители были жестоки в своей вере, что есть рай и ад. Меня тянуло к дедушке по материнской линии, он был для меня убежищем, маяком. Он чероки, его вера в мир духов была живой и тёплой, ни в коем случае не пугающей. Смерть, по его мнению, была частью жизни. Мы умрём, но наша душа будет жить, существовал Великий Дух, который касается всего. Рай и ад не входили в его лексикон, разве чтобы посмеяться над этими понятиями. Его идеи создавали небольшие семейные трудности, поскольку его дочь вышла замуж и вошла в семью с совершенно иной системой убеждений.
  Всех Эймосов хоронили в одном месте в Аппалачских горах в Мэриленде, и мои родители продолжили традицию, выбрав там для себя участки. Их могилы ждут их. Но я не хочу, чтобы меня хоронили. Моя бабушка была убеждена, что меня следует сжечь как ведьму — думаю, это правильно, именно так я должна уйти на тот свет. Огонь очищает, он прекрасен. Поэтому я определённо хочу быть кремирована, а не помещена в замкнутое пространство. У меня и в мыслях нет, чтобы мой прах куда-то делся - по крайней мере, пока. Некоторые вещи личные и священные.
  Мне кажется, человек бросает своё тело и всё, что его создало, и куда-то уходит, но не знаю куда. Я не верю в рай и ад, я верю, что наши души продолжают жить. Не обязательно на Земле - в конце концов, вселенная огромна. Не знаю, во что мы превратимся, но мы нашли бы материю, и сознание пустило бы корни.
  Я очень уважаю царство смерти. Когда-то меня изнасиловали, тогда я думала, что умру. Но мысль о том, что я не попрощалась с мамой, заставила меня думать и сосредоточиться, что спасло мне жизнь. Гнев в такой ситуации не поможет. Он не спасёт. Три выкидыша были смертями. Перед последним меня предупредили, что дела идут не очень хорошо, но я должна была выступить в Лондоне. Перед концертом я отправилась в Вестминстерское аббатство, где зажгла свечу и прочитала молитву — по-своему. В религии, какой бы она ни была, мы все находим собственную истину. После трёх выкидышей, я стала ценить святость жизни. Они внушили мне огромное уважение к жизни, к её чуду. А раньше, когда носила первого ребёнка, я звонила Джонни и говорила: "Можно запланировать тур через три месяца после родов". Я считала, что справлюсь. Я была не в своём уме, и в то время не понимала какой это дар. Выкидыши сломили меня. Такого я бы никому не пожелала и предпочла бы больше не испытывать подобного. Но я действительно поняла, что подстраиваться под концерты, когда ты мать - не совсем уместно. А концерты нужно подстраивать под свою роль матери. Моим первым обязательством стало быть матерью в первую очередь, и музыкантом во вторую. И - Марк понимает это - матерью в третью. Так должно быть. И он не возражает. Для него это даже сексуально. Ухаживания в своём роде. Однажды к книге Нила я написала предисловие "Смерь - высшая цена жизни". Тогда я сама не знала, что мои отношения с сущностью Смерти продолжатся и будут развиваться. С Нилом мы говорили о том, что каждый воспринимает её по-своему – для каждого она меняет обличья. Мне она предстала в образе светлого, прекрасного существа…почти как ангел, совсем не такой, какой нас учат её видеть. У меня в семье довольно…тяжёлые религиозные традиции, где Люцифер неизменно является кем-то тёмным, демоническим. А мне она видится как свет – светлая, спокойная, рассудительная и прекрасная. И мне она нравится.
  Всю свою жизнь я пыталась узнать сущность Смерти и построить с ней отношения. Иногда эти поиски сталкивали меня с демонами-малышами и прочими их видами. Я всё больше узнавала о ней через отношения, с помощью шаманов, оккультизма, болезней, из книг…всего не перечислишь, в общем, с помощью всего, что могло чуть приблизить меня к отношениям с тьмой. Под ней я подразумеваю то, что скрыто, а не зло. Милосердный свет, приоткрывающий завесу над сокрытыми от нас вещами и открывающий нам ранее неизвестное. Именно эту песню я решила спеть на шоу Леттермана после атаки 11 сентября [когда самолёты врезались в Башни-Близнецы]. Обычно на телевидении не любят баллады, тем более на вечерних шоу. Это как бы неписанный закон – по крайней мере, я там баллады не пою. Обычно не хотят понижать настроение. Но в тот раз всё было иначе. Когда я предложила эту песню, мне ответили: "Как считаешь нужным". И я сказала: "Знаете, я действительно верю, что нужно спеть именно её". И до сих пор так считаю. Тогда я старалась вплести нить разбитых сердец в общую картину. 11 сентября я была в центре Нью-Йорка, в 2-3 километрах от Всемирного торгового центра, когда всё это случилось. Я собиралась на телешоу и уже почти выходила, когда ко мне зашёл менеджер и включил телевизор. Мы наблюдали за трагедией и, как все тогда, пошевелиться не могли. Та ночь оставила несмываемый отпечаток в моём мозгу. В то время взорвали не только башни-близнецы, но и всю страну. Когда самолёты врезались в здание, это подкосило всех нас. А кто-то ощутил такое чувство впервые. Люди сняли маски и начали задавать вопросы. 11 сентября нас всех захватили в заложники. Это разрывало наше сердце и душу. Конечно, было много патриотизма, он всегда возникает, когда нападают на людей. В Америке уже давно существует движение ненависти, но многие считают, что 11 сентября затмевает всю ранее существующую ненависть. Но это неправильный подход. Я не говорю о "старом добром обычном убийстве", а о бессмысленной ненависти к гомосексуалам, чёрным и женщинам. Сейчас эти люди громко высказываются против талибов, но это просто лицемерие. Истина в том, что любой, кто осуществляет власть, будь то партнёр, правительство или религия, желает только одного – оставить других в дураках.
  Возник страх, который перешёл в паранойю. Ощущения в животе. Можно пройти по Пятой авеню и почувствовать запах. Ваши чувства наполнены, а эмоции настолько чисты, что нет иллюзий. Вся эта история раскидала всех нас по разные стороны. Во всяком случае, ездя из города в город, я наблюдаю: некоторые люди предпочитают собирать кусочки в паззл и изучать их, другие же в оцепенении. Есть возможность присутствовать и видеть, как мы на самом деле ко всему относимся, как некоторые пытаются прожить ещё один час, день в надежде, что всё это просто исчезнет. Но оно никуда не исчезнет. На концертах люди говорили об ощущении вторжения. Что-то вскрылось, и, как авторы, мы можем подключиться к этому на массовом сознательном уровне, чего раньше можно было добиться только с теми, кто был готов сделать шаг навстречу со словами: "Я хочу открыть эту грань себя. Хочу распознать те свои грани, которые, возможно, я давно отложил в сторону". Некоторые люди ведут себя высокомерно, пока не заболеют раком, или кто-то не умрёт, или произойдет что-то вроде 11 сентября, и высокомерие уходит. Возможно, две башни разрушили что-то в каждом из нас, но вместе с этим могло уйти высокомерие. Самое замечательное в трагедиях то, что они выбивает дерьмо из высокомерных людей. Выступая в Нью-Йорке сразу после теракта, возникло пространство стойкости и скорби. В определённые вечера было трудно не почувствовать перемены, которые произошли с присутствующими. Во-первых, там случилась эта унизительная ситуация, а во-вторых, никто не хотел видеть мою истерику. Что-то вроде: "Леди, ну, хватит". Зрители смотрели мне в глаза. Они были очень конкретны. Перед ними не надо лебезить. Всё предельно ясно. Некоторые люди боятся собственной тени, но у многих маски сняты. С этими людьми не нужно избегать эмоциональных проблем. Был иной тон и потребности, мои сет-листы меняются каждый вечер, в зависимости от ощущений города. И ко мне пришло страшное осознание. Большую часть времени я выбираю ненасильственное решение. Но, я львица с детёнышем, если кто-то придёт за моим детёнышем, никаких угрызений совести, я просто оторву ему голову. Это инстинкт. Этому нельзя научить или рассказать. И сейчас я там, где больше никому не доверяю... У меня больше нет диснейлендского сознания, как у большинства. Теперь, когда люди убивают других и делают клиторидэктомию [кастрация клитора] и всё такое, я просто смотрю и говорю: "Мне не так уж много нужно сказать тебе, но я достигла своих границ". Это не значит, что начинаешь причинять людям боль, это значит, что у меня есть границы. И если пересечь эту границу, последует ответ матери-воина. Во время трагедии женщины напоминали матерей-воительниц. Они не говорили о мести. Их взгляд был предельно ясен: они не потерпят, чтобы кто-нибудь причинял вред их детям. Восточные мужчины, к сожалению, не считают матерей воительницами. Они считают нас кроликами из "Плэйбоя" или объектами секса. Но женщина крепче камня. Я не смогу забыть сострадание, силу и любовь, которые увидела тем вечером. Я верю в ненасилие... но я стала матерью-воином. Как можно быть рациональной с иррациональным? Хотите увидеть фурию? Дождитесь, когда начнут маршировать мамочки футболистов. Как только мешки с трупами детей подняты - игра кончена. Если придёшь за моими детенышами, лишишься всех своих прав... В общем, с этим альбомом влияние оказывалось и мною на песни, и песнями на меня. В песне проявилось сострадание, осознание, и, как автор, я стала размышлять")

"