"Мне стало любопытно, как люди определяют, что такое террорист. Я решила раздеть слово и проникнуть в его определение... Люди манипулируют им, чтобы заставить массы согласиться со своими планами... Наблюдая за людьми, я поняла, что на вас могут напасть даже на детской площадке. Нельзя игнорировать этот эффект, поскольку нам знаком образ террориста с пистолетом в руке. Это картинка. Но есть и другие картинки, которые влияют на жизнь людей. Это может быть маленькая таблетка, от которой вы зависимы, или человек. А порой для женщины это другая женщина"

The power of orange knickers Under my petticoat The power of listening to what You don't want me to know Can somebody tell me now who is this terrorist Those girls that smile kindly Then rip your life to pieces? Can somebody tell me now am I alone with this? This little pill in my hand and with this secret kiss Am I alone in this A matter of complication When you become a twist For their latest drink As they're transitioning Can somebody tell me now who is this terrorist This little pill in my hand that keeps the pain living Can somebody tell me now a way out of this - That sacred pipe of red stone could blow me out of this kiss Am I alone in this The power of orange knickers Under my petticoat The power of listening to what You don't want me to know Shame shame, time to leave me now Shame shame, you've had your fun Shame shame, for letting me think that I would be the one Can somebody tell me now who is this terrorist This little pill in my hand or this secret kiss Am I alone in this kiss

The Power of Orange Knickers – 3 - Могущество оранжевых трусиков

(Оранжерея)

Могущество оранжевых трусиков,
Под моей нижней юбкой,
Даёт возможность услышать то,
Что вы от меня скрываете.
Кто-нибудь объяснит мне, кто такой террорист?
Те девушки, что мило улыбаются,
А потом рвут твою жизнь на части?
Может кто-нибудь сказать мне, я здесь одна такая
С маленькой пилюлей в руке и тайным поцелуем?
Я одна такая?

Всё начинает усложняться,
Когда мешаешь их последний бокал со своим.
Пока они в стадии превращения.
Кто-нибудь объяснит мне, кто такой террорист?
Эта маленькая пилюля в моей руке,
Что не может устранить боль?
Может мне кто-нибудь указать выход отсюда—
Священная трубка из красного камня выдула мне поцелуй
Я тут одна такая?

Могущество оранжевых трусиков,
Под моей нижней юбкой,
Даёт возможность услышать то,
Что вы от меня скрываете.
Стыд, Стыд, пора со мной проститься.
Стыд, Стыд, ты хорошо повеселился.
Позор, Позор, что дал мне поверить,
Будто я тут одна такая.
Кто-нибудь объяснит мне, кто такой террорист?
Маленькая пилюля в моей руке или тайный поцелуй?
Я здесь одна за поцелуй?

("Согласно индейской мифологии Вселенная сосредоточивается в головке священной трубки из красного камня. Раскуривая трубку, индеец погружается одновременно в мир собственного "Я" и в центр Вселенной, растворяясь в том и другом, и управляя ими. Я пишу иносказательно, в звуковой архитектуре. Если позволите себе войти в этот мир, тогда поймёте язык. Он не отличается от компьютерного. Я создаю вам лабиринты, наполненные световыми нитями. Иногда всё дело в том, где находишься. Иногда приходится смотреть на ту грань себя, которая террорист. Легко заметить незнакомца, несущего бомбу в рюкзаке. Намного сложнее в наших личных вселенных сказать другу, что он злоупотребил своим гостеприимством или поступил с вами несправедливо. Терроризм - часть нашей жизни. Мне нужно было решить эту проблему. Насилие - это не ответ на всё, а использование идеи терроризма для получения того, чего хочешь, кем бы ты ни был, должно уйти в прошлое. Вот где нас проверяют. Но поскольку люди созданы для того, чтобы бояться всего и вся, и чего бы они на самом деле не анализировали: кому выгодна эта война, - я решила написать эту песню. Нам приходится признать реальность, что мы на войне, и эта война не "где-то там", она в нашей жизни. И даже, несмотря на то, что некоторые из нас не хотят высовываться из своих безопасных мирков, от неё никуда не деться. Нельзя просто закрыть дверь и заставить её исчезнуть по всему миру. Она в наших домах.
  Думаю, всё началось, когда моя дочь Тэш спросила меня: "Что такое террорист?", когда услышала это слово в новостях. Сейчас это слово можно услышать несколько раз на дню, и последние несколько лет это слово часто употреблялось неправильно. Поэтому сама песня как бы скользнула мне в руку и сказала: "Слушай, тебе нужно раздеть это слово, чтобы освободить его. Проникнуть внутрь ячейки самого слова, вторгнуться, как это делает сам террорист, в его идею, как оно используется". Мне захотелось освободить слово, чтобы люди могли вернуть его, а не реагировать на него каждый раз коленопреклонённо, когда нажимается кнопка о понятии "террорист", - чтобы вы не сразу представляли себе парня в тюрбане, когда уровень тревоги меняется с оранжевого на янтарный. И обнаруживаешь много интересного: все корреляции или просто словесные ассоциации, в голове могут возникнуть определённые образы. Я попыталась объяснить Тэш, кто такой террорист. Тогда она посмотрела на меня и сказала: "Мамочка, ты имеешь в виду хулигана на детской площадке?" И я сказала: "Да, именно это я и имею в виду, но этот хулиган тоже может быть внутри". Террорист может быть где угодно.
  Я задумалась: что представляет собой террорист в разных ситуациях. Обычно мы воспринимаем его от наших вождей, потому что они цепляют наши самые большие страхи. Идея "террориста" была обрисована определённым образом, особенно с приближением выборов. С войной картина террориста изменилась. В одной части света, террорист - это военнослужащий из Америки. Если находишься в нашей части света, то это кто-то в тюрбане. Поэтому я не смогла устоять перед искушением разобрать это слово и взглянуть по-настоящему на идею того, когда мы чувствуем, что кто-то вторгся в наши границы. Но если разоблачишь "террориста" в собственной жизни, тобой нельзя будет легко манипулировать, поскольку вернёшь его себе. Я подумала, как люди используют сейчас это слово - будь те, которые управляют королевствами, или убивают людей, или и то, и другое. Может, это означает внутренний терроризм, кого впустили в свой дом или комнату, или тело - вторжение! Возможно, вы представите себе парня в пиджаке или учительницу. Или это ваш босс, которая продолжает приставать и смущает каждый раз, когда вы проводите маркетинговую встречу, потому что она хочет вас, но она вам не нравится. Поэтому она подавляет вас перед людьми, что довольно агрессивно. Может, она ваш террорист. Как признался один парень: "Я работаю на женщину, которая мне совсем не нравится, и она вредит мне, отпускает комментарии перед другими людьми, потому что я не клюю на приманку". И я подумала: "Ого!". Наблюдая за людьми, я стала понимать, когда спрашивала, что их терроризирует, смотрела им в глаза, и порой они отводили взгляд со словами: "Мой парень идёт домой". Я поняла, люди ежедневно подвергаются другим вторжениям, кроме внешних. И это очаровало меня. Иногда бывает труднее указать пальцем на кого-то из вашей собственной семьи, вашего парня или ваших друзей. На игровой площадке моя дочь считает вторгшейся другую девочку. Это может завладеть её жизнью, для неё это реально, гораздо реальнее, чем парень в армейской форме или тюрбане. Что бы это ни было, я обнаружила, что лицо рядом со словом "террорист" меняется, когда я переживаю эти чувства. Мне не стоит возвращаться в момент своего изнасилования. Я точно знаю, что там найду. Я ношу с собой все детали. В течение многих лет я чувствовала присутствие чужого семени, проходила терапию по этому поводу и писала песни, чтобы избавиться от него. Но семя насильника осталось в моём теле, как танцующий дьявол. Нужно использовать неудачи как оружие, чтобы стать сильнее. Но также их можно использовать как предлог своей слабости, чтобы оправдать своё ненормальное поведение. Забеременев, я задумалась о разнице между нежелательными и желанными вторжениями. Требовалось семя моего мужа. Ребёнок, который был зачат, был желанным. Я почувствовала, как положительные аспекты полового акта вытеснили отрицательные и заняли каждое место в моём теле. Вот почему я пою: "Стыд, Стыд, пора со мной проститься. Стыд, Стыд, ты хорошо повеселился". Я всё ещё злюсь, но не разгуливаю в гневе, находясь под чьим-то контролем.
  Изучив слово "террорист", мне показалось, оно привело к "вторжению". Захотелось исследовать царство персонального вторжения. Это значит вторжение кем-то, кого знаешь лично, а не незнакомцем. Мы все знаем незнакомцев, переполненных ненавистью – незнакомцев, что набрасываются на правительство или идеал. В результате эти незнакомцы убивают невинных людей, и что трагично, людей, которых вы можете знать лично. Но когда между двумя людьми интимность, и один чувствует, что другой захватил его в плен – это терроризм над личностью. Как все знают, поле битвы между двумя любовниками, или двумя друзьями, или двумя сотрудниками может быть коварным. Болезненным. Разбивающим сердце. И кровавым. Вокруг я увидела людей, захваченных предшествующим разводом или желанием обладать кем-то, или тех, чьей жизнью завладел муж-алкоголик или наркоман. Вторжением может быть потребность в сахаре или в любом виде лекарств. Я очаровалась концепцией вторжения и тем, что в любое время, когда в СМИ появлялось предупреждение о терроризме, можно было нажать на этот спусковой крючок, на эту кнопку. И люди поддержали бы любое решение своего правительства, потому что эта кнопка вызывает в нас страх. Пока мы не вернём себе слово и не скажем: "Эй, стоп. Является ли это реальной угрозой? Или это очередной способ вложить миллиарды долларов в обеспечение новых нефтяных месторождений вместо того, чтобы вложить их в образование?" А, как насчёт терроризма по отношению к людям в нашей собственной стране, когда они не могут получить образования? Неграмотность овладевает нашей страной.
  Подходя к роялю, я задумалась о словах, которые рифмуются со словом "террорист". Хитрое слово! И эта песня затягивала меня всё глубже и глубже, и в ней говорилось: "Да, легко увидеть врага в другой стране, легко увидеть врага в чужой культуре. Найди врага в собственной культуре, а затем в своём существе". У всех нас есть та грань, которая предпочтёт уничтожить идею вместо того, чтобы вести с ней переговоры, потому что требуется большое мастерство вести переговоры с идеями, которым не требуется большое мастерство, чтобы уничтожить. Я стала понимать, как противоположности, если у них нет понимания и уважения друг к другу, если они не поддерживают баланс, могут привести к хаосу.
  Я задумалась об оружии, которое можно использовать в таком виде сражения, и, продолжив докапываться до ответа, наткнулась на Королевство Созвучия. Задумалась: Хорошо, в чём парадокс террориста? И Ассонанс [Созвучие], прелестное создание, пришло мне на помощь, прошептав: "Поцелуй". Это слово дальше всего от слова "террорист". Я всегда была Джоном Ленноном. Мой муж - Полой Маккартни, но мне нравится поворот в этой истории. Я люблю напряжение противоположностей. Люблю танцевать с дьяволом, но дьявол - это словарь, а не член. И действительно, мы все чувствовали себя захваченными в плен затянувшимся поцелуем, к счастью или нет. Но пришлось увидеть терроризм не только в отношениях пары – представляющей собой два отдельных Существа – но и внутри одного Существа. В конце концов, не это ли окончательное открытие, главная боль – разногласие внутри самой себя, души и тела, разума и сердца, мудрости и сознания, зависимости и обычного курса лечения, двух Марий… разошедшихся во мнениях? Ко мне быстро пришли слова…
  Внутри каждой женщины нужен брак физического и духовного, эмоционального и ментального. В какой-то момент нашей жизни должна возникнуть интеграция, иначе будет постоянное разъединение. Думаю, самое чувственное - когда женщина принимает себя такой, какая она есть. Женщины и сексуальность считались чем-то таким, о чём нужно говорить за закрытыми дверями. Понятно, что демонстрировать свою сексуальность на дне рождения трёхлетнего ребёнка неуместно. Суть в том, чтобы быть матерью и одновременно вовлечённой в очень страстные отношения. Женщины были разъединёнными внутри столько лет. Мать Мария или Магдалина - если упомянуть христианскую мифологию - были либо те, либо другие. Пока я не поженила двух Марий внутри своей сути, я была внутренне разъединена. Я не из тех, кто любят танцевать голышом на столе. Соприкосновение со своей сексуальностью разнится от женщины к женщине.
  По сути, люди не хотят видеть злоупотребление властью. Они предпочитают видеть свою фантазию о том, что такое справедливость. Песня своего рода мой личный вид тори-изма. Думаю, сейчас мало кто может дерзить высшим мира сего. Когда мать раздевается, она ближе к своим оранжевым трусикам, чем если бы играла на детской площадке. Для меня эта песня стала чем-то вроде двойной порции эспрессо Женственности. Когда ты мать, то вроде как теряешь свою женственность. Это не значит, что ты не живая или полностью отрезала себя от мира, но на некоторое время переходишь в другую зону, пытаясь помочь своему маленькому человечку, который просто переворачивает всё с ног на голову. И, просыпаясь однажды утром, понимаешь: "О боже, я часть человеческой расы". Но нужно напоминать себе, как снова стать женщиной. В тот день поутру я заглянула в свой маленький шкафчик, и там лежали эти трусики. В тот день мне пришлось участвовать в какой-то ужасной корпоративной битве с музыкальным бизнесом, и я подумала: "Что ж, парни, вы и понятия не имеете, что вас ждёт!" Я надела их и решила, раз собираюсь исследовать слово "терроризм", словно не имея представления о том, что оно значит, мне понадобятся мои оранжевые трусики. И, признаюсь вам, я выиграла ту битву. Почему трусики? Не знаю, может, мне просто нужно было переодеться в тот день. Но для меня они - символ власти. Никто не знает, как я одеваюсь для власти. Оранжевый - это цвет с множеством значений. Я была рыжей дольше, чем кем бы то ни было. Может быть, в прошлой жизни я была белкой. Всё, о чём я прошу, - пушистый хвост. Я люблю миндаль. Миндаль - это здорово. Там нет сахара, много белка. Если обратиться к нашим древним предкам, они ели очень много фруктов и орехов. Мои волосы - ложь, но они хорошие. Хотя, как и у большинства женщин, у меня бывают плохие дни с волосами. Думаю, людям интереснее читать о подобном, чем мои закулисные процессы написания песен, у них тоже бывают дни плохой прически. В наши дни оранжевый цвет появляется во многих местах: отряд заключенных Гуантанамо [носят оранжевую тюремную униформу], Оранжевые марши [серия маршей, которые регулярно организуются ложами Ордена Оранжевых, в основном в Северной Ирландии]. Мне понравилась эта ассоциация. Довольно многие наши вожди были твёрдой веры, как Вильгельм Оранский [William of Orange (Оранжевый Вильгельм)], он когда-то прибыл в Ирландию, и там люди понимают терроризм не так, как мы. У меня есть дом в Ирландии, ирландцы повлияли на меня. Ещё у меня есть дома в Англии и в Америке - я многое воспринимаю с разных точек зрения. В Ирландии я бываю инкогнито, обычно люди об этом не знают, - чтобы зарядиться энергией и получить представление. Мы только начинаем узнавать о терроризме из-за событий последних лет. А вы слышали о художниках "Кристо и Жанна-Клод" [Christo & Jeanne-Claude - художники, известные своими масштабными экологическими инсталляциями, ориентированными на конкретные объекты, часто крупными достопримечательностями и элементами ландшафта, завернутыми в ткань], которые создали свои инсталляции по всему миру? В прошлом они окутали Рейхстаг, а некоторое время назад установили тысячи оранжевых ворот в Центральном парке. Недавно я посетила Нью-Йорк со своей четырёх с половиной летней дочерью Наташей. По дороге в отель водитель такси рассказал, что люди были недовольны тем, что им пришлось заплатить 26 миллионов долларов за эту инсталляцию вместо того, чтобы отдать деньги бездомным. Потом я спросила Наташу, нравится ли ей то, что она видит. Она засмеялась. Когда она увидела, что я не понимаю её, то ответила: "Мамочка, в Центральном парке тысячи оранжевых трусиков. У здешних дам, должно быть, очень большие попки". Незадолго до этого я прочитал ей книгу Роальда Даля "Джеймс и гигантский персик" [Roald Dahl "James and the Giant Peach"], и, вероятно, именно поэтому ворота напомнили ей панталоны великанов - главных героев книги. Дети умеют наслаждаться игрой воображения, поскольку 26 миллионов долларов для них ничего не значат. Но оранжевый я выбрала для террористов не из-за залива Гуантанемо или Вильгельма Оранского, а для идеи вторжения. Когда люди вторгаются, они обычно думают, что помогают. И будучи воспитанной Папулей из восточной нации чероки - англичане, немцы, ирландцы, французы, испанцы, европейцы, которые вторглись, думали, что оказывают индейцам услугу. Для белых мы были дикарями, но это они оказались не способными уважать наши духовные убеждения.
  Я решила, что в "Трусиках" должен быть мужской голос. Мне это показалось очень важным. Мысль о мужчине, поющем слова "могущество оранжевых трусиков", показалась мне очень захватывающей. Услышав голос Дэмиена Райса [Damien Rice], я позвонила кому-то и сказала: "Отправьте ему трек, посмотрим, что он думает". Мне показалось, этот голос поймёт динамику песни. Мне также пришло в голову, что ирландский парень, поющий строчку "Кто этот террорист?", даёт ей совершенно мное значение, чем когда её поёт англичанин или американец, ведь ирландцы как нация знакомы с терроризмом. Мне понравился этот подтекст. Нам было очень весело")